1.3.1. Постановка проблемы конкретности разума в опыте философии «русской духовной традиции». «Исток» (понятие М. Хайдеггера) метафизических поисков «религиозно-философского ренессанса» в «философии целостного разума» (термин Э. Мюллер). Изначально он был представлен в философских исканиях творчества Ивана Киреевского, Алексея Хомякова, до некоторой степени В. Соловьева. В нем они пытались реализовать идею «живо–знания», которую рассматривали как альтернативу католическому догматизму и отвлеченной метафизической традиции, порождаемой им: «В отношении воли к разуму есть некоторые тайны, которые до сих пор не исследованы, может быть не могли быть достигнуты» (письмо И. Киреевского – А. Хомякову, 15 июля 1840 г.) [89, 70]. Природа этой тайны исторична: «Сравнивая наше время, – продолжает он там же, – с древними, кажется, мы потеряли секрет укреплять волю...» [89, 70]. Отсюда основная задача, занимавшая представителей этого направления: представить мир в виде органического, живого единства на основе синтеза или «древней слитности» (в терминологии В. Соловьева), чтобы выразить «единственное разрешение жизненных противоречий», «единственное благо и блаженство» [174,].
Решение задачи виделось в освобождении от «логического ига» (выражение И. Киреевского): «Живя в этом разуме, мы живем на плане, вместо того, чтобы жить в доме и, начертав план, думаем, что сострили здание» [89, 70]. Для этого необходимо освободиться от картезианских критериев ясности и очевидности предмета мышления, что требует преображения антропогенных характеристик мышления. Но это одновременно не означало для них скатывания к мистическому, либо эмпирическому натурализму, а определяло возможности развития представления предметности до представляющего понимания, основными критериями которого являются «невыразимость», «неразгаданность», [89, 70].
Представляющее понимание означает непосредственное усмотрение основы бытия «верою» («до-предметность»), поэтому «вера» представляется означающим интуиции [131, 128]. Оно выражено этико-эстетически (здесь намечается возможность возврата к античному понятию «калокагатии», своеобразному единству чувственно воспринимаемого образа и нравственного достоинства человека) в объединении людей на основе их любви к Богу, а не подчинении вышнему, либо внутреннему авторитету [189, 273–281]. Его основной признак соразмерность воли и разума, заключающая «целостную жизнь духа» и открывающая бытие (Хомяков). Причина нарушения «целостной жизни духа» – европейский рационализм.
Рационализм – это закономерный и необходимый рецидив на отчуждение разума от веры, «для спасения разума от совершенного ослепления или совершенного безверия» [89, 75]. История новоевропейского мышления в интерпретации «философии целостного разума» изначально теологична. Его движущая причина – это исповедальность. Конфессия – это принцип постижения мира. В истории европейских миров известно три типа исповедальности: Греческая, Римская и Протестантская Церковность. Каждый из них формировался в отношении к «отвлеченной разумности», «пестрой осязательности жизни», «ощутительности». Начало этой истории характеризует их цельность: «созерцание изящного» и развитие его смысла, обозначая собственным единством нераздельность интуиции-разума и интуиции-чувственности древнегреческого мышления. Но в нем нераздельность не является внутренней цельностью, так как лишена субстанциальной определенности в силу «раздвоенности веры», устанавливавшей его. Поэтому движение времени раздробило его: «По мере развития разумности ослаблялась вера мифологическая, с которой увядала Греческая красота. Ибо прекрасное так же, как истинное, когда не опирается на существенное, улетучивается в отвлеченность» [89, 76]. Распадение этой цельности и развитие «отвлеченной разумности» дали возможность свободному развитию естественных законов разума первоначально в Католической, а, затем, в Протестантской Церковности. Православное исповедание, порожденное древнегреческой традицией, осталось незатронутым историей распада. Его субстанциональная цельность, определена христианским откровением. И это открывает возможность его возвращения к изначальному неразделенному единству начальной целостности. Внеисторичность христианства в Православии обеспечена сохранностью и неприступностью границ откровения догматов и выводов разума. «Веру» предохранили от влияния отвлеченной разумности. В современных условиях (завершении, с созданием системы Шеллинга, истории «отвлеченной разумности») Православие способно реализовать свои исторические возможности, войти в историю: объединить в единое целое разумное и религиозное содержание познания, науку и Откровение (что не вполне успешно пытался осуществить немецкий философ). Неудачная попытка Шеллинга представить систему «живо-знания» в систематическом изложении представляет в действительности кризис европейской цивилизации, затрагивающий самые основания общественно-политической жизни Европейского мира. Поэтому перед Православием стоит троякая задача:

Понятие «соборности» было введено в «философию целостного разума» для обозначения «кафоличности» исповедания. Она включала значения: «конкретность единства» – принадлежность каждого к целому; «органическая целостность единства» – дух общности, противостоящий вассальному духу; «полнота единства» – свободная вера, вместо назидающего вразумления [124, 509-510; 131, 134; 217, 125-130]. В мировоззренческих концепциях второй половины 19-го века это понятие стало обозначать чистоту, праведность исповедания. Это был смысловой «взрыв» (термин Ю. Лотмана), разрушивший эстетическое поле понятия, употребление в пространстве культуры нашла только его этическая формулировка. Из эстетически конкретного содержания оно сохранило только нравственные сублиматы: едино сообразность, единомыслие, общая целеустремленность и целенаправленность. Намеченная первоначально связь с Античностью была прервана в духе квиетизма и нормотворческого ригоризма. Альтернативу в отечественном опыте философии представило «пекраснодушие» первых гегельянцев М. Бакунина и В. Белинского [207; 212].
«Система конкретного идеал-реализма» пыталась перетолковать понятия в значении единосущности: «Высшая степень органического единства свободно осуществляется деятелями на основе любви к Богу и всем другим существам (реализация конкретного единосущия) в Царстве Божием, где вся жизнь имеет характер абсолютно индивидуальных творческих актов; отвлеченные правила, нормы, классификации, вообще все виды отвлеченно мыслимого не имеют смысла в отношении к этому царству, они пригодны для выражения строения лишь того бытия, в котором существуют надрывы и нарушения цельности вследствие недостатка любви деятелей друг к другу и Богу» [131, 134]. Данное понимание проблемы «соборности», к которому приходит Н. Лосский, несомненно, связано с обращением к понятию «омоусия» аристотелевской традиции, но своей последовательной интерпретации в связи с античным пониманием бытия оно получить не успело.

1.3. Идея конкретности в «религиозно-философском ренессансе» «русской духовной традиции»
1.3.1. Постановка проблемы конкретности разума в опыте философии «русской духовной традиции»
1.3.2. Решение проблемы конкретности в мировоззренческом синтезе периода «религиозно-философского ренессанса»
1.3.3. Развитие идеи конкретности в традиции интуитивизма периода «религиозно-философского ренессанса»