автор: Profesor 17 октября 2010 просмотров: 19015

1.2. Значения истинности в «религиозно-философском ренессансе»

1.2.1. Проблема истины в «религиозно-философском ренессансе». Этиология проблемы значения истины в русской духовной традиции имеет культурологическое содержание. Мы можем проследить ее, начиная с элементов культуры, унаследованных русской духовной традицией от Киевско-Русского периода.
Уже «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, 11-й век, в понимании истинного опирается на противополагание мироощущения миропорядку: «Илларион вкладывает в понятие ветхозаветного закона смысл узконациональной правовой нормы, обычая... и противополагает его евангелистской истине, которая... нераздельна с благодатью, составляет её собственной содержание» [82, 44-45].
Миропорядок определяет «модальное различие «Истины / Правды». Истина безотносительна к трансцендентному условию миропорядка, правда его раскрывает. Отсюда феномен «тирании истины над правдой» [181, 191-193]. Всякий возможный опыт состоит в складывании реальности, и как таковой всегда истинен [181, 191-193], но только в своём отношении к трансцендентному условию миропорядка существо представленной им истины будет реальным. В качестве таковой истинное соответствует своему трансцендентальному условию и понимается как «живая истина», где «живое» тождественно «конкретному». Основной вопрос, с которым столкнулась традиция можно сформулировать следующим образом: Необходимо ли познание истинно, если есть вера?
«Религиозно-философский ренессанс» не возможен вне разделения истины и веры, сформулированного Ф. Достоевским: «Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» [70, 176; 138, 181, 294]. Писатель адресовал свой вопрос позитивистскому мышлению, «ученому Бернару» из «Братьев Карамазовых», искавшему ответов в «установлении идеала социальной справедливости» [125, 244]. Он, возможно первым, «представил себе, какими путями, наверное, нельзя прийти к установлению социальной справедливости, но положительного определенного идеала общественного строя он и сам не разработал, и от других мыслителей не усвоил» [189, 244]. Убедившись в невозможности диалога с позитивизмом [70, 53-55], он увидел цель, уводившую его к истокам тоталитаристской установки мышления в отношении к действительности: нарушение закона духовной природы в бытии человека [70, 49-50]. Причину подобного разворота мысли, вероятно, следует искать в истории творчества самого писателя, пронесшего собственную истину через «горнило сомнений», как отмечал он сам. Собственная истина Ф. Достоевского – это вера в Бога. Она же позволила ему увидеть, что истина современности – это факт [70, 362]. Своевременно ли требовать от веры фактичности. Писатель дает однозначный ответ в «Братьях Карамазовых»: вера есть свобода [73]. Может ли человек быть свободным? И на этот вопрос им был дан положительный ответ. Но он увидел и «темный лик» свободы: путь сверхчеловека, свободного и неверующего [216]. Ф. Ницше, весьма увлеченно вычитывал и конспектировал романы Ф. Достоевского, открывая вместе с ним судьбу нового порядка новоевропейского мышления и метафизики. Оставаясь честным и искренним, великий русский писатель понял невозможность метафизической истины / Бога и «аттрибутировал» ее одному народу. Немецкий философ увидел в этом последний жест, на который способна метафизика. В этом же, молодой и, возможно, близкий друг писателя – В. Соловьев увидел возможность для построения нового метафизического / философского мышления: «метафизика: «...философия в смысле отвлеченного, исключительно теоретического знания окончила свое развитие и перешла в мир прошедшего», – «Кризис западной философии. (Против позитивистов)» (1874) [172, 3]. Завершенность метафизики у В. Соловьева выступает не предостережением, а напутствием. Эта особенность на столько же особенность философии В. Соловьева, насколько же особенность понимания действительности в отечественной традиции мышления. Само понимание действительности, как отблеска реальной вселенской сущности мироздания, В. Соловьев и его преемники заимствовали не только в шеллингианстве и у немецких мистиков, но и в своем приближении к творчеству Ф. Достоевского.
Русский писатель видел силу позитивизма в его способности запечатлевать факты, буквально фактографировать действительность. В. Соловьев утверждал, что «разум по существу своему не есть орган познавания какой бы то ни было фактической действительности» [171, 112].Он соглашался со сторонниками позитивизма в том, что реальное может быть представлено действительным набором фактов. Но безустанно подчеркивал, что развитие лишь формально-логической силы мышления недостаточно, чтобы понять реальную действительность, окружающую нас. В самой действительности реальность фантастична. «Фантастическое» и «исключительное» составляет «самую сущность действительного» – писал из Флоренции Николаю Страхову Ф. Достоевский. Экзистенциальный опыт, свидетельствующий о существовании в мире зла, позволил ему прояснить несоответствие содеянного (существующего относительно правды) и сотворенного (существующего относительно истины). «Положим, я глубоко могу страдать, но другой ведь не может узнать, до какой степени я страдаю, потому что он другой, а не я, и сверх того, редко человек согласиться признать другого за страдальца (точно будто это чин)» («Братья Карамазовы») [73, 297]. «Другой может все. Он не может умереть за меня», – утверждал М. Хайдеггер.
«Генеративные комплексы» (понятие Ю. Кристевой) романического письма позволяют актуализировать фигуру «этического субъекта» (понятие П. Рикёра). Он представляет альтернативу трансцендентальному субъекту классического романа, гарантированную трансцендентной фигурой авторства. Трансцендентальный субъект, сформированный «положительной наукой» (позитивной наукой), не может решить вопроса о само-определимости действующего лица. Оно оказывается замкнутым для-себя-бытием, неспособным различать. Трансцендентное мышление-замысел, реализуемое трансцендентальным субъектом в своих «действованиях» (понятие Н. Лосского) не способно «спрашивать о границах» (выражение И. Кант): «гносеологический ад» истребляющий как знание, так и бытие» [94]. «Этический субъект», вводимый автором в отношении к различию действительного / реального, преобразует гносеологическую установку трансцендентного мышления, или априоризм, в проблему ценности: от того, «что мне дано» к тому, что «что я могу»; от порядков знания к порядку права. Отсюда основополагающий вопрос поэтического творчества романистов и Ф. Достоевского в том числе: «Вопрос о возникновении мира как системы, состоящей из множества соотнесенных друг с другом элементов...» [125, 110]. Априоризм представляет собою следствие из положения кантовой критики субъективного характера пространства и времени. Его объяснением служит учение о восприятии: содержание опыта образовано данным для нас и целиком извлекаемо из чувственности, другого содержания опыта не существует реально, но в действительности наше мышление стремиться к тому, чтобы покинуть пределы данного нам. Способность мышления выходить за строгие границы опыта составляет метафизическую способность человеческого разума. Как мы можем ее удовлетворить? Положительного решения этого вопроса «автор трех критик» (Соловьев о Канте) не дал. После Канта мышление оказалось «у водоразделов мысли» (выражение П. Флоренского): может ли мышление быть удовлетворено тем, что оно может знать, или же оно должно стремиться к тому, что ему знать необходимо?
В. Соловьев дал такое определение метафизики: «метафизика наука о подлинно сущем», – «Метафизика и положительная наука» (1875). Знать подлинное, для него означало уметь установить различие между истинами познания и самосущей правдой. «Чисто формальная сила мышления» или «германский ум» (выражения В. Соловьева) способны постичь лишь внешнюю форму действительного, данную нам в реальности явления. Но мы не должны отрывать явление от его сущности: «Все существующее имеет совместное как бытие в себе и для себя, так и бытие для другого, есть и сущность и явление, но в двух радикально различных отношениях» («Ответ Кавелину», 1875) [168, 59]. И истинам формально–логического мышления, извлекаемым «положительной наукой», он противопоставил «всецелую истину» («Духовные основы жизни», 1882–1884), обретаемую из «искания правды» («Жизненная драма Платона», 1898). По-своему им был переформулирован вопрос о возможностях человека. Для него явственным был факт безграничности человеческого существа: «стать действительным сверхчеловеком» [174, 211]. Ум, гений, нравственная воля человека, достигающие «умопостигаемой высоты существа истины» [174, 195]. Они достаточны для «малодушного примирения с действительностью» [170, 291]. Но этим не решить основной проблемы нашего экзистенциального опыта: победить смерть («Идея сверхчеловека», 1899). «Добро само по себе» – вот подлинная цель познания, дающая критерий всеобщности («Жизненная драма Платона», «Оправдание добра», 1894-1899). Его понимание истинного обращено к онтологии: ответом на вопрос «откуда» и «как», мы никогда не снимем вопроса того, «что есть известный предмет» [174, 34] («Красота в природе», 1889)?
Предметность знания человек может черпать из трех источников: a) опыта и наблюдения, b) из логического совершенства, c) «абсолютного содержания». В соответствии с источником знания познание обладает материально-фактическим, формально-логическим, либо абсолютным значением истинны [173, 149-150]. Этим определены виды познавательной деятельности: положительные науки, философия и теология («Философские начала цельного знания», 1877). Принцип всех видов познавательной деятельности – созерцание. Это процесс обнаружения идеальной стороны знаемых нами предметов [173, 203-207]. Его первоначало – это освобождение от материально-фактического содержания жизни (например, превозносимое софистами отрицание устоев и вера в удачу). И тогда дилемма: либо отречение от существования (например, смерть Сократа в), либо поиск «нового нематериального содержания» (например, реакция Платона на смерть Сократа). С обнаружением идеального содержания эта дилемма утрачивает свое значение. Но человеческой душе открывается два порядка бытия: «генезис» – материально-фактическое существование («юдоль, затопленная потоком чувственных обманов»; то, что погубило Сократа) и «онтос» – «безличный мир чистых идей... область истинного и совершенного» («умопостигаемые высоты существа истины»; то, куда возноситься ум, гений и нравственная сила Платона). С этого начинается подлинная трагедия души. Душа не может «вечно пребывать в созерцании, она живет в фактической действительности, и эта ее жизнь остается вне идеальной сферы, не захватывается ею, идея существует для души, но не проникает в ее действительность» («падение «божественного» Платона»), – «Духовные основы жизни»[168, 197]. Проникнуть в истинное содержание мира – это есть «гениальное перерождение жизни в поэзию» [174, 277]. Но оно не дано отдельному виду познания, а только представляет синтез: деятельность мышления, приводящая внутренне определенные отношения конкретных сфер бытия к «высшему единству» [173, 226-228]. Поскольку в данном случае использование термина «познание» выходит за пределы классических значений, то возможно использовать термин Н. Лосского, которым он предложил обозначить всю совокупность познавательных способностей и действий человека – «познавание».
Истина «познавания» заключена в овладевании реальностью духовного бытия. Практическая сторона истины выражается в процессе богочеловеческом, взаимодействие человеческого и божественного начал существования («Чтения о богочеловечестве», 1877–1881). Ту же идею он высказал в самом начале своего творчества, рассматривая «Мифологический процесс в древнем язычестве»(1873): овладевание реальностью духовного бытия не единовременный, а исторический акт, разворачивающийся во времени и пространстве. Его содержание выражают три основных этапа: духовное начало определяется в материальном бытии, подчиняется закону, сливается с материальною природою [168, 39-41]. Это послужило исходным моментом «антигносеологического философствования» (выражение В. Акулинина) его правопреемников.
Существуют различные оценки учения о знании, обусловленного миросозерцанием В. Соловьева. Оно вписывается в концепцию «света естественного разума», берущую начало от Фомы Аквинского и через «философию сердца», проникающую в рационалистический дух Нового времени, завершающуюся в неотомизме [67]. Оно развивает традицию русского шеллингианства [66,97-99; 130, 186-187]. Это опосредованная романтизмом рецепция неоплатонизма [2, 6-8]. Это всесторонний синтез элементов (нео)платонизма, патристики, гностицизма, философии Шеллинга, Гегеля, особенных элементов русской духовной традиции [124, 233, 474]. «Его философско-метафизическое миросозерцание представляет образец стройности» [94, 415].
В каждом из случаев мы можем говорить о ценности мировоззрения В. Соловьева, находя в его понимании означающие путей движения опыта философии в «русской духовной традиции»: «философ неоригинальный», но сумевший «вовлечь русское сознание в этот суровый искус философского раздумья» [189, 318-319]. Оригинальным здесь является то, что принцип знания представляет не вещность природы, а непосредственная ее данность нашему восприятию, эта особенность прослеживается, еще начиная с рецепции философии Шеллинга в академической традиции [140]. Здесь мы сталкиваемся со своеобразной попыткой восстановить в правах античный логицизм, не принимавший в расчет различия между реальным и номинальным. «Русская философская мысль, развивавшаяся на основе греко-православных представлений, в свою очередь, во многом заимствованных у античности, кладет в основание всего Логос» [124, 215]. В этом же направлении развивался поиск западноевропейской философии, например в экзистенциальной интерпретации сущего у М. Хайдеггера.

1.2. Значения истинности в «религиозно-философском ренессансе»
1.2.1. Проблема истины в «религиозно-философском ренессансе»
1.2.2. Интерпретация истины в «школе всеединства»
1.2.3. Критерии истины в «системе конкретного идеал-реализма»

Страница 1 из 3 | Следующая страница

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо зайти на сайт под своим именем.